Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сошлись они быстро, потому что между ними было много общего: молодость, усталость от работы и своих патронов (оказалось, что Ксения приехала на съемки эпизода для какого-то фильма, помреж не давал ей проходу со своими приставаниями, и она сбежала от него). Они щебетали о прекрасных южных ночах, о тёплой, ровной погоде, о надоедливых мужиках, приехавших на юга половить в мутной воде «стерблядей».
Ксения была прекрасной рассказчицей, она веселилась и хохотала над самой собой, представляя в лицах каждое действующеё лицо очередной истории. Но тогда Машу поразил её рассказ об актерской работе. Ей действительно интересно было узнать о всенародно любимых актерах и режиссёрах, о закулисной войне, где слабые съедали сильных и известных, где плелись интриги и заговоры, и все это походило не на жизнь, а на кино с захватывающим сюжетом.
Сама Ксения работала в одном из московских театров, несколько раз снималась в эпизодических ролях и однажды – во второстепенной, но яркой, но фильм этот так и не вышел в прокат по каким-то идеологическим соображениям. Но одно наблюдение актрисы Маше запомнилось почему-то на всю жизнь. Ксения, удивлённо раскрыв карие глаза до размера пальтовых пуговиц и отчаянно жестикулируя, говорила:
– Ты представляешь, Маша, я, оказывается, себя раньше и не знала. Мы всегда как-то принижаем или идеализируем себя: слушаем только себя, видим в зеркале только себя, ощущаем только себя, страдаем внутри себя. А когда я увидела свои первые кинопробы и себя на экране со стороны, то чуть не грохнулась в обморок. Оказывается, я совсем не такая, как думала о себе. Ты понимаешь, на экране жила совсем другая женщина, её профиль напоминал мне какого-то монстра из фильмов ужасов, движения у меня были резкие и жесткие, как будто на экране двигался не человек, а кукла. А ведь я считала свои движения необыкновенно мягкими и женственными, даже царственными, божественными. А ноги! Собственные ноги я считала красивыми. А тут увидела две бледные сосульки, свисающие с розового карниза. Ты представляешь! Но главное – голос. Он был совсем чужим! Я понимала, что модуляции, передающиеся по воде, по воздуху и по телу, воспринимаются совершенно по – разному. Но то, что я услышала, было просто ужасно – голос у меня был писклявым и до тошноты слащавым. Ты понимаешь, Маша, именно тогда я поняла, что вовсе не совершенна и стала работать над собой. А лепить самого себя намного труднеё, чем кого-то другого, ты уж мне поверь.
После Крыма Маша несколько раз встречалась с Ксенией здесь, в Москве. Она вышла замуж за какого-то известного кинооператора и жила теперь в другом районе. С момента последней их встречи прошло лет десять, номер телефона в записной книжке был старый, но Маша все же решила позвонить. Долго никто не отвечал, затем пропитой мужской голос грубо спросил:
– Кого надо?
– Здравствуйте, – замешкалась Маша от прямой грубости.
– Ну, здорово, здорово. Кого надо, спрашиваю?
– Мне бы Ксению Вострову.
– Какая ещё Вострова! Нет у нас таких.
– Актриса, актриса Вострова! – в отчаянии закричала Маша.
– А-а, артистка-то. Сейчас позову. Эй, Ксюха, тут тебя кто-то к трубе требует, – послышался отдалённый крик. Через минуту раздался совсем незнакомый, хрипловатый голос:
– Да. Слушаю. Да слушаю же! Говорите!
Маша растерянно спросила:
– Это Ксения, Вострова?
– Да, да, слушаю. Кто это?
– Это Маша, Маша Святкина! Ты помнишь Крым? Мы с тобой сидели у моря, в кафе. – Маша чувствовала, что Ксения с трудом вспоминает о ней, и наводила её своими вопросами. – Ну, помнишь, мы с тобой на стендах из винтовки стреляли!
Наконец из трубки донеслись всхлипы и бормотания:
– Машенька, милая, да как же ты… Позвонила, вспомнила, спасибо, родненькая! Ты где, в Москве? Приезжай срочно ко мне, понимаешь, срочно! Ты помнишь, где я жила? Прошу, приезжай…
Чтобы прервать эту истерику, Маша коротко ответила «хорошо», повесила трубку и посмотрела на часы. Три – двадцать. Так, в приемную МВД она уже сегодня не попадет. Через полчаса Святкина была у старинного здания из красного кирпича, где, по – видимому, при царях жил какой-нибудь пузатенький купец, и стучала в обшарпанную дверь, потому что кнопка звонка была разбита.
2
Открыла ей незнакомая худенькая женщина в застиранном зелёном халате и в тапочках на босу ногу. И если бы не глаза, Маша ни за что не узнала бы в ней ту живую, полную жизни, радости и веселья Ксению. Не произнёся ни слова, они прижались друг к другу и долго стояли у порога. Наконец Ксения стряхнула с лица слезы и потащила Машу за собой:
– Ну, пойдем ко мне, Машенька, а то я тут совсем простыну.
Длинный, высокий коридор коммуналки был заставлен и завешен от пола до самого потолка раскладушками, колясками, санками, ваннами, оставался только узкий проход, через который мог пройти лишь один человек. Тусклая, 25-ваттная лампочка, свисающая с желтого потолка на длинном шнуре, была похожа на засиженную мухами луну. В квартирке Ксении, состоящей из двух небольших комнат и темной кладовки, превращенной в кухонку, веяло одиночеством, тоской и запустением. Старинная лепнина на высоких потолках казалась здесь лишней, даже кощунственной. Изразцовый купеческий камин, возле которого стояло черное пианино с двумя резными змеями, закрывающеё низ сводчатого окна, зиял открытой черной пастью, словно он только-только проснулся, зевнул да так и забыл закрыть от удивления огромный рот.
Раздевшись, Маша села за большой круглый стол на четырех резных ножках, а Ксения тут же убежала на кухоньку. И уже оттуда гостья услышала прежний звонкий голосок, правда, с простудной хрипотцой:
– Я знаю, Маша, ты голодная. Не спорь, не спорь, я вижу. Когда человек голодный, у него блестят глаза. Ты видела когда-нибудь голодных людей? У них потухает взгляд, а глаза постоянно что-то ищут и блестят, как у лихорадочных. Таких, Маша, в Москве сейчас очень много, особенно детей. Такое сейчас время… Ты знаешь, я как будто попала в прошлое, во времена гражданской войны, голода и военного коммунизма…
Маша слушала её болтовню и горько усмехалась – была ли она когда-нибудь голодной! Первый год в детском доме она постоянно была голодной, как новобранец в армии. Нет, еды хватало, но всегда недоставало, казалось бы, пустяка, того, чего у неё всегда было в достатке дома: пирожка, мороженого, морса или ситро, сорванной с куста ягоды, пареной тыквы или вишнёвого варенья. Поэтому в первый же день, когда она очутилась на свободе, она ходила по рыночным рядам, улицам, столовым и ела, пила, и снова ела и пила. А когда она осталась совсем одна с маленьким Сашкой на руках, она дошла до того, что воровала огурцы, помидоры, капусту с машины у соседнего магазина, собирала пустые бутылки и сдавала их, чтобы купить хлеба и манки, ездила в соседний колхоз в заброшенный сад и собирала там фрукты и ягоды. Это уже потом, через год, её снова нашел уже старенький дядя Вася, привел в спорткомитет, выбил комнату в общежитии и ясли…
Под куриный суп, горячую тушеную картошку, несколько ломтиков сыра и колбасы они выпили по бокалу кислого, но хорошего вина. Ксения тут же поинтересовалась:
– Ты надолго в Москву? По делам?
Маша рассказала о своёй беде, о Сашкином письме и о том, как решила поехать к нему, а потом спросила:
– А как ты жила эти годы?
– Как видишь. – Ксения окинула взглядом комнату. – Все возвращается на круги своя. Ты же знаешь, что я вышла замуж за оператора Володю, с которым мы вместе часто бывали на съемках. Он хороший человек, добрый, талантливый, общительный, веселый. Режиссеры его любили и уважали, приглашали в свои картины. А потом… – Ксения вздохнула. – Потом началась перестройка, переделка, перековка и всякое другое. И мой Володя решил заняться бизнесом. Нет, я не против бизнеса, – замахала Ксения руками, – я тоже понимала, что старая система своё отжила, загнила, провоняла. Хотя сама по себе советская система была великолепной: бесплатное образование, квартиры, лечение. Всё это так. Вся беда в том, что она не вписывалась в общемировую систему и досталась этим дуракам – коммунякам. Эх, какую страну просрали, говнюки!
– Ты прямо как политолог, – засмеялась Маша.
– Ты угадала, мой отец действительно политолог, правда, не такой известный, какие мелькают сейчас на экранах. Он предрекал крах этой системы задолго до всяких перестроек, Горбачевых и Ельциных, правда, в пределах семейной кухни, но разве это принижает значение его предсказаний. Ну да Бог с ней, с этой системой, она уже умерла и вряд ли скоро вернется. Хотя мой отец убежден, что за этой системой будущеё, только в сплаве с рыночной и государственной экономикой. – Ксения засмеялась. – Вот куда залезли! Ты не куришь? Бросила? Молодец! А я закурю, ты уж извини,
- Жёлтый вождь - Майн Рид - Исторические приключения / Прочие приключения
- Баю-баюшки-баю, не ложися на краю - Маша Скворцова - Прочие приключения / Прочее / Фэнтези
- Слёзы гарпий - Елена Сергеевна Зарубова - Боевая фантастика / Прочие приключения / Ужасы и Мистика
- Милость! - Василий Немирович-Данченко - Прочие приключения
- Поход - Василий Немирович-Данченко - Прочие приключения
- В Петербурге - Василий Немирович-Данченко - Прочие приключения
- Корабль в бурю - Василий Немирович-Данченко - Прочие приключения
- Степан Груздев - Василий Немирович-Данченко - Прочие приключения
- Кочующий Мрак - Яна Саковская - Попаданцы / Прочие приключения
- Нелли девочка с красным бантиком - Габриэла фан - Прочие приключения / Прочее